Никто не знал, откуда взялся мор, как передается, чем лечится, и общество зашаталось. Московский почт-директор Булгаков искренне полагал, что никакой холеры не существует, а все это «воображение трусов» и происки «докторов, кои надеются на великие награды». Пушкин холеру не отрицал, но считал, что лучшее лечение от нее – это «courage, courage, и больше ничего». А наблюдательный князь Вяземский заметил, что «простолюдин» приписывает происхождение бедствия «злобе людской или каким-нибудь тайным видам начальства». Изданная же МВД Российской империи методичка по борьбе с незнакомой и смертельно опасной напастью грозно гласила: «Запрещается предаваться гневу, страху, утомлению, унынию и беспокойству духа».